Мы идем по улице вдвоем. Только я, ты и снег, падающий крупными хлопьями и создающий ощущение сказки.
Мы молчим, ты куришь одну сигарету за другой. Тебе это очень идет – длинная сигарета в руках настоящего художника. Свободной рукой ты держишь мою руку, только меня не отпускает мысль – а не позволяешь ли ты мне держаться за тебя? Мимо проходят какие-то люди, но мы их не замечаем. Ты опять погрузился в себя, а я ловлю снежинки и стараюсь не думать ни о чем. Ни о чем и ни о ком, кроме тебя. Больше всего я боюсь отпустить твою руку – ведь тогда ты будешь волен идти один. Вперед и только вперед, не оглядываясь. Даже на меня. Мы по-прежнему молчим. Эта тишина, вначале радовавшая меня, начинает тяготить – мне хочется смеяться, целоваться с тобой под падающим снегом, но мы просто идем, взявшись за руки. Сказки не получается, даже крупные хлопья снега, кажется, становятся соучастниками нашего молчания. Мне становится все более одиноко и твоя рука, греющая мою, не радует меня. Мы не вместе, мы просто рядом. Эта мысль обжигает сильнее, чем каленое железо. Тогда, набравшись смелости, я решаюсь спросить – попросить тебя.
— Давай поговорим?
Я говорю это почти шепотом, но в окружающей тишине мои слова звучат очень резко, как крик птицы с подбитым крылом.
Ты молчишь, закуриваешь очередную сигарету. Я начинаю себя ненавидеть за то, что произнесла эти слова. Потом ты смотришь на меня так, будто видишь впервые и отвечаешь.
— Хорошо. Только придумай тему для разговора.
Лучше бы ты дал мне пощечину.
Я сглатываю накатившие слезы, продолжаю молчать и держаться за твою руку. Я больше всего на свете боюсь остаться одна. Без тебя.