Brunettochka

• 19.11.2010 14:48
• Комментариев: 5
• Рейтинг: 4

1991 год, в стране агония перестройки. Нет уверенности в завтрашнем,
сегодняшнем и вчерашнем дне. Кто помнит, тот помнит.
Г. Львов. Мой друг живет с отцом, матерью, двумя младшими сестрами и
бабушкой мамы.
Бабушке, а вернее прабабушке за девяносто, она плохо слышит, лет десять
не была на улице, еле ходит по квартире до туалета и обратно. Доход
семьи — зарплата родителей врачей и маленькая пенсия. Житуха с каждым
днем все голоднее и напряженнее. И бабушка стала частенько хандрить и
ныть: — Бог не дает мне смерти. Все мои сверстники уже там, детей я
пережила и только порчу жизнь внучке и ее семье...
Вечером вся семья пришла на семейный совет в бабушкину комнату и отец
начал:
— Бабушка, ты нам не только не мешаешь, а даже наоборот. Мы хотели тебя
оставить в покое и не тревожить, но нам не прожить без твоего жизненного
опыта. Бабушка принимай дела, ты с этой минуты будешь у нас казначеем.
Твое слово закон, а то без четкого списка расходов нам ни на что не
хватает. Вот тебе наши две зарплаты, командуй.

И бабка обложилась тетрадками, кошелечками и баночками с мелочью.
Каждый день все члены семьи по утрам вставали к ней в очередь, чтоб
взять денег на карманные расходы.
Бабушка заметно ожила, она умудрилась выкружить 120 руб. на новый
пылесос, тем более, что родителям подняли зарплату на 40 и 60 руб. По
выходным правнуки (если хорошо себя вели всю неделю) получали по рубль
пятьдесят на кино и мороженое.
Через пару лет старушка деловито жалела семью: — как вы будете без меня,
ведь все растрынькаете...

Она умерла счастливой, нужной своей семье, и так и не узнала, что Всех
ее "семейных денег" 400 рублей с копейками... не хватит на один
трамвайный билет который стоил 10 000, да и деньги были уже другие.



А это чтобы не сильно грустно было

Каждый кузнец своего несчастья.
1986 г., весна. Я после учебки еду на какой–то там неведомый Кавказ. Два
часа ночи. В зале ожидания Харьковского жд. вокзала места нет, поэтому
сижу на привокзальной площади на своем мешке, зато и покурить можно. В
десяти метрах от меня под тусклым фонарем стоит мой товарищ и читает
найденную газетку.
В начале слышен блатной музон, а затем, увидев издалека солдатика под
фонарем, к нему подруливают пятеро ублюдков с кассетным магнитофоном.
— Эй, салага, дай померить очки (снимают, меряют)
Товарищ мой, абсолютно не боец, маленького роста очкарик. Замер и
только испуганно пережидает издевки. Вот уже с него сняли шапку,
второй снял ремень…
Пошли вопросы:
— А почему ты не куришь? Салабон, а где твой автомат? И тд. На носу ему
сделали сливку. Ну и как водится пару саечек за испуг.
Я из темноты смотрел на это и задумчиво улыбался. Вы в праве спросить
меня: Какого хрена ты задумчиво улыбался, когда пятеро ублюдков
куражатся над твоим боевым товарищем!!!?
А думал я над жестокостью судьбы злодейки: Ведь эти пятеро несчастных
уродов чувствовали себя королями куражась над маленьким солдатиком, но
даже и не подозревали, что их жизнь в эту секунду дала трещину, и что на
самом деле находятся они внутри глубочайшей задницы, а вернее внутри
огромной подковы, скрытой от них в темноте. Эти бедные, злобные гопники,
имели несчастье войти как раз в разрыв этой подковы, не заметив ее. Вот
подкова превратилась в бублик. Огромный такой бублик, состоящий из
трехсот пятидесяти рыл личного состава и все как и я загадочно улыбаясь,
медленно, в полной тишине смыкались к центру. Когда эти пятеро все
поняли, у них был такой ужас на лицах, что если их сфоткать, то можно
фотками пугать нечистую силу.

Когда все закончилось, мы их отволокли в кусты. Я их не разглядывал, но
о серьезности их состояния, красноречиво говорили малюсенькие шестеренки
из магнитофона, лежащие под фонарем.